Эмиграция из России становится все более привычным явлением в самых разных кругах – от бизнесменов и передовых экспертов до политических активистов и современных художников. Мотивы у всех могут быть разные, но всем им не нравится, как изменяется ситуация в стране. Сменить страну – не такая простая задача: хорошо если ты эксперт с именем, как Сергей Гуриев (осевший в Париже) или Сергей Алексашенко (уехавший в США), хорошо если ты писатель, который может продолжать публиковаться в России, как Борис Акунин (также проживающий в Париже). Но многим другим приходится проявлять изобретательность, чтобы начать карьеру за границей заново. Александр Литой поговорил с некоторыми именитыми эмигрантами и узнал, как они обустраиваются в другой стране и какие советы могут дать уезжающим.
Артемий Троицкий
Страна: Эстония
Был: музыкальным критиком
Стал: преподавателем
«Сами знаете, страна у нас достаточно любопытная и коварная, так что уж извините, я рассказывать не стану, сколько я получаю, на сколько у меня контракт и так далее. Да, я преподаю в университетах в Таллине и Хельсинки.
Качество жизни в Таллине значительно выше, чем в Москве. Это касается практически всех сторон: жизненного комфорта, экологии, транспортных проблем, шопинга, питания, цен. Тут всё более качественное, чем в Москве, да ещё и дешевле. Единственное, бензин тут чуть дороже. Но последние месяцы бензин заметно дешевеет, а, насколько мне известно, в Москве заметно дорожает. Может быть, скоро и это сравняется.
Культурная жизнь по сравнению с Москвой здесь не настолько разнообразна и интенсивна. Но можно сесть в самолет и за 40 евро слетать туда и обратно, скажем, в Берлин, а за 70 евро – в Лондон. А там с культурной жизнью всё очень неплохо.
Мой круг общения практически не изменился, я поддерживаю контакт со всеми московскими друзьями – ведь есть скайп и интернет. Да я их и вижу время от времени. Род занятий у меня вообще никак не изменился. Я и в Москве занимался преподавательской работой, и здесь – тем же самым. Плюс музыка, радио, сочинение блогов – профессиональная жизнь у меня не изменилась ни в малейшей степени.
Общественной жизнью Эстонии я интересуюсь в очень небольшой степени, поскольку эстонским языком я не владею, в здешнюю гражданскую и политическую тусовку я практически не вхож, да и не считаю себя морально в праве заниматься здесь общественным активизмом. Я, конечно же, здесь человек пришлый, из контингента типа «понаехали».
Мы ходим на концерты, на кинопремьеры – в этом смысле активность проявляю, во всех остальных, пожалуй, нет.
Мне трудно сказать, почему в Postimees меня назвали лидером общественного мнения, я не читал. Время от времени я пишу блоги и колонки в эстонской прессе. Честно говоря, мне трудно сказать, какой резонанс это имеет. Чаще я пишу не на политические темы, а о ежедневной жизни, культурных и музыкальных событиях. Поскольку я достаточно известен здесь, наверное, это читают и к этому прислушиваются. Но я никак не работаю над тем, чтобы делать в Эстонии какую-то карьеру.
Язык профессионального общения в университете, с коллегами по культурной деятельности у меня – английский. В семье, естественно, мы говорим по-русски. Общаясь с эстонскими друзьями, мы чаще используем русский язык.
Пока у меня нет особой потребности возвращаться в Москву. Тут у меня интересная работа, она ещё не завершена. А там – посмотрим. Я не считаю, что мы куда-то сбежали или эмигрировали. Как профессионал, я получил определенный вызов – в смысле challenge – его я принял, и осуществляю свою педагогическую экспансию на другие страны. Со следующего семестра я, скорее всего, и в Лондоне буду преподавать».
Евгений Чичваркин
Страна: Великобритания
Был: предпринимателем в области телекоммуникаций
Стал: предпринимателем в области торговли вином
«Чтобы вести бизнес здесь, надо владеть дыхательной гимнастикой, чтобы иметь возможность ждать, не психовать. Ведь здесь всё очень долго, все лицензии… Всё это долго и очень дорого. Это не опасно, здесь нет коррупции, здесь нужно просто правильно делать свою работу и много платить. В России, конечно, можно гораздо быстрее заработать деньги и быстрее их потерять.
С момента Крымнаша, да, в Лондоне появилась новая волна людей из России, которые очень быстро собрались и уехали. С другой стороны, начиная с олимпиады, потом Крым – и поддержка Путина выросла, но сейчас эйфория у многих проходит. Я всегда отрицательно относился к путинской агрессии против Украины, а те, кто её поддерживал, общаются со своими родственниками и друзьями в России и понимают, к чему это привело в экономическом плане – в общем, эйфория ослабла.
Когда удастся вернуться в Россию, наверное, больше всего я буду скучать по своему магазину».
Сурен Газарян
Страна: Германия
Был: экологическим активистом
Стал: зоологом
«Сложно давать советы желающим уехать из России, это слишком индивидуально. Нужны деньги и работа, важно – знание языка. С английским найти работу проще. Лучше ехать туда, где есть друзья и знакомые, которые могут помочь.
Я не сталкивался с проблемами при общении с эстонскими чиновниками, но надо понимать, что мне помогали многие люди в Эстонии и в России, и что в отношении меня уже действовал один приговор, и было возбуждено второе уголовное дело с очевидными политическими мотивами. Поэтому мне не пришлось доказывать сам факт преследований, что часто оказывается проблемой для других активистов.
В Эстонии у меня статус беженца, а работаю я в Германии, в Бонне, программе ООН по окружающей среде, в секретариате соглашения по охране европейских популяций летучих мышей (UNEP/EUROBATS).
В Германии я работаю по специальности, моя профессия – зоолог, специалист по летучим мышам. В России я работал в академии наук и занимался, в основном, полевыми исследованиями и природоохранными проектами. Здесь я работаю, в основном, в офисе и намного больше приходится заниматься анализом и перепиской. У нас также есть программа небольших грантов для охраны летучих мышей, координацией которых я занимаюсь. В целом, конечно, виды моей деятельности в России и в ООН сильно отличаются. Хотя бы тем, что здесь все на английском и мне это дается непросто. Я бы свою работу в России ни на что не променял, но сидеть в тюрьме несколько лет из-за вора губернатора у меня не было желания.
В протестных кампаниях участвую только виртуально, наша самая главная – это борьба за освобождение Евгения Витишко. В свободное время сейчас занимаюсь немецким языком. Круг общения у меня остался примерно прежним, уже давно мы почти все обсуждаем через скайп или соцсети. Если уголовных дел не будет, в Россию вернусь».
Илья Пономарев
Страна: США
Был: депутатом Госдумы
Стал: предпринимателем
«Мы ведем переговоры с судебными приставами, я очень надеюсь, что мое пребывание здесь не затянется <На Пономареве висит долг в 2,7 миллиона рублей по делу о лекциях в Сколково>. Пока я в таком неизвестном статусе. Приставы сами принимают ряд решений – они могут не применять такую меру, как перекрытие границы. Мне до конца не понятно, чем обосновано такое решение.
Я не только в США нахожусь, за это время я был в самых разных странах. Большую часть времени в Штатах, но не только. Если я въезжаю и выезжаю из страны, я не нарушаю ограничений по времени пребывания.
Я продолжаю заниматься политической работой. К сожалению, многие уехали из России в разные страны мира, особенно за последние 3-4 месяца. Эти люди мне очень близки. Я сам – предприниматель, занимаюсь инновациями и высокими технологиями. Мне есть, о чем с этими людьми поговорить. Я хочу, чтобы этот потенциал работал на Россию.
Сверхновая волна эмиграции, которая сейчас началась, как раз отличается от всей остальной тем, что люди не уезжают навсегда. И скорее даже не уезжают, а переносят центр своего бизнеса за границу. Психологически они не считают, что уехали. И конечно, они связывают свои действия с тем, что произошло с Украиной. Желание вернуться у них есть. Есть у меня один проект… Давайте как он случится, тогда я о нем буду говорить. Его ещё нужно подготовить.
Я надеюсь, за границей не придется надолго задержаться. Но не могу исключать, что наше родное правительство захочет, чтобы за пределами России я находился подольше. Я уверен, не приставы эту историю затеяли. До августа они не собирались совершать никаких агрессивных действий, мы с ними были в нормальном рабочем контакте. Явно им кто-то посоветовал. Так что не могу что-либо предсказывать».
Алексей Сахнин
Страна: Швеция
Был: левым активистом
Стал: социологом
«Я бы лично не рекомендовал эмигрировать без крайней нужды. Если не грозит тюрьма, лучше – где родился, там и пригодился. Для меня эмиграция была болезненным разрывом с близкими, друзьями, товарищами, с тем, во что был вовлечен. Разрыв с культурой и языком.
Швеция – достаточно гуманное общество. Не то чтобы я адепт шведского социализма, но тут и правда очень крутая система адаптации. Как только ты получаешь вид на жительство, тобой сразу начинает заниматься куча ведомств, они с деловитым гуманизмом тебя начинают вести по жизни. Это система сравнительно репрессивной, но очень эффективной адаптации. Тебя засовывают в школу по изучению шведского языка, традиций в зависимости от твоего уровня компетентности.
Тебе дают специальных помощников, которых оплачивает государство. Это два человека, их миссия – заниматься твоей социализацией. Я интересуюсь политикой – я могу их попросить познакомить меня с любыми политиками, найти мероприятия, на которые я могу ходить. Они расскажут, куда обращаться, если заболел. Эти два человека в течение двух лет будут давать тебе советы, вовлекать тебя в нужные социальные и профессиональные круги.
Эта система создает мигрантам мотивацию вливаться в общество, а не существовать с ним на ножах, как происходит в России. Конечно, есть проблемы и издержки, ситуация в Швеции сейчас, скорее, ухудшается, но относительно России это очень круто. Да и относительно континентальной Европы тоже.
Программа адаптации рассматривается как твой путь к рынку труда. Главное в ней – шведский язык и твое образование. Если ты и на родном языке плохо читаешь, тебя отправят в специальную школу. Я прохожу курс «Шведский для мигрантов с высшим образованием». Обязательный для прослушивания курс – «Ориентация в обществе». На нем рассказывают про демократию, права человека, неписанные правила общества. Для меня он был очень скучным и выматывающим: 5 недель 4 часа каждый день слушать то, что ты и так знаешь. Но для людей из Третьего мира, особенно не для представителей местных элит… Для сомалийцев является до некоторой степени новостью и не до конца понятным правилом, что женщин и детей нельзя бить. В очень корректной форме им объясняют: ну что ж, у нас так сложилось… На очень примитивном уровне объясняют политическую систему. Человек получает ориентацию, каким партиям он может симпатизировать. Для большинства слушателей партийная борьба была полной загадкой. Когда мы это обсудили, слушатели из Третьего мира остановились на социал-демократах и Левой партии, а единственная девушка из США – на центристах.
Бытовые условия у меня по-прежнему очень скромные. Пока я с семьей был «просящим убежище», нам платили 61 крону в день, примерно 7,5 евро. На такие деньги невозможно жить. Но нам очень помогали левые активисты, у которых мы жили. Эти 7-8 месяцев, пока мы ждали убежища, мы совершенно бесплатно жили у активистов Левой партии, у журналистов одной троцкистской газеты. Мы пользовались и моральной поддержкой – не знаю, что бы мы без них делали.
Сева Чернозуб <активист «Солидарности», уехавший из России, опасаясь преследований по «Болотному делу» – The Insider> писал: левым проще, у них всюду интернационал, а либералам приходится выживать самим по себе. Ну что ж, либералы же за индивидуализм!
Когда мы получили статус, за обучение, за этот процесс социализации шведское государство платит нам порядка тысячи долларов на человека и немножко помогает с арендой жилья. Это позволяет снимать недорогое жилье и выживать.
Недорогое жилье найти сложно – расскажу, как это сделал я. У нас есть знакомый – бывший беженец из Киргизии. У него интересная судьба. После первой киргизской революции (2005 года) он вынужден был уехать в багажнике дипломатической машины – его вывезли дипломаты в Алма-Ату и отправили сюда через ООН. Когда произошла вторая киргизская революция, которую возглавили социал-демократы (2010) он вернулся и стал министром. Для нас он был ориентиром, что жизнь не кончилась, что есть перспективы. Он нам сдал квартиру по очень выгодной цене, но предупредил, что через полгода поднимет цену до рыночного уровня, что нам тяжело.
Я официально не работаю, но пишу статьи. Статьи я пишу по-русски, но тут у меня уже есть товарищи, которые могут их переводить на шведский. В Швеции очень высокие гонорары – за статью в мэйнстримовой газете можно получить деньги, эквивалентные двадцати тысячам рублей. Но это нерегулярно. Цены здесь – чуть выше московских. Но ты постепенно приобретаешь нужные навыки: что есть какой-нибудь курдский, турецкий, арабский магазинчик, где дешево можно купить овощи или мясо.
В России я никогда не был upper middle class, но, пожалуй, в Швеции я живу даже скромнее. Зато сейчас я могу только учиться и заниматься общественной деятельностью. Дальше, конечно, нужно будет думать. Как и везде, мигранты претендуют на самые непрестижные ниши. Найти работу в университете, увязать свою жизнь примерно с той проблематикой, которой ты занимаешься – взаимодействием с русским обществом, активистскими структурами – это будет исключительный успех.