«У россиян много артиллерии и беспилотников, но штурмовать они не умеют». Исповеди иностранных добровольцев, воюющих на стороне Украины

«Когда понимаешь, что ты под прицелом, это страшно действует на нервы»

Нейт Вэнс, США, двоюродный брат вице-президента Джей Ди Вэнса

Я оказался в Украине в 2022 году почти случайно. Я практически ничего не знал об этом регионе, просто увидел новости, и они меня очень задели. Сильнее всего меня тронули кадры с тысячами женщин и детей на вокзале, с вещами в пластиковых пакетах. Я задумался: насколько все должно быть плохо, чтобы мать встала среди ночи, собрала детей и ушла из дома в незнакомое место, без плана? Мой коллега, увидев, как я все это переживаю, спросил, почему бы мне не поехать туда самому. Кажется, я ответил: «Да похер, почему бы и нет?» Потом это стало моим кредо. Хотя, конечно, ехать с таким подходом в зону боевых действий не лучшая стратегия. Но я подумал: приеду и, если окажется, что я не могу помочь, просто уеду обратно. Тогда я не знал в Украине вообще никого.

В Польше я встретил нескольких британских пехотинцев — узнал их по военным рюкзакам. Мы разговорились. Нас было трое или четверо, уже не помню точно. Мы были единственными, кто пешком переходил границу в сторону Украины. С украинской стороны — огромная очередь на выезд: в основном пожилые женщины и матери с детьми. На нас смотрели как на сумасшедших.

По дороге те британцы рассказали мне об Интернациональном легионе. Я не хочу обидеть легион, но я управлял бизнесом, и с точки зрения организации идея собрать толпу людей, говорящих на разных языках, с разным уровнем подготовки, под новым командованием, и отправить их воевать с российской армией, которая готовилась к боям, звучит кошмарно. Тем более мне уже за сорок, я осторожнее, у меня не было никакого желания вступать в легион и идти в лобовую атаку на россиян.

На украинской границе был вербовщик легиона — мы поговорили с ним и довольно быстро поняли, что это не для нас. Мы поехали во Львов, присоединились к группе гуманитарных волонтеров — так все и началось.

В начале войны у ВСУ была острая нехватка медкомплектов. Не хватало турникетов, хирургических игл. Волонтеры покупали все это в США — у нас можно просто зайти в магазин и купить турникет CAT-5. Нам присылали коробки с этим снаряжением, мы их раскладывали по аптечкам, упаковывали как могли и отвозили в Киев.

Постепенно мы перешли от доставки снаряжения к тренировке украинских бойцов <в США Нэйт Вэнс служил морпехом — The Insider>. Так я познакомился с участниками одного из добровольческих подразделений. Они предложили мне поехать с ними на передовую. Я съездил ненадолго, потом вернулся домой и подумал: ладно, к черту, еду на шесть месяцев. А в итоге остался на два года.

В начале войны в Украине было много добровольческих подразделений. Все было довольно хаотично: часто это были случайные люди, готовые взяться за оружие и бороться против вторжения. Официально добровольческие отряды не были частью ВСУ, но сопровождали войска и оказывали им помощь. Моя группа была связана с подразделением «Волки Да Винчи». Со временем — кажется, в 2023 году — «Волки» вошли в состав украинской армии.

У добровольцев нет доступа к серьезным вооружениям наподобие артиллерии. Артиллерию, которую может по собственному усмотрению использовать командир батальона, мы называем «органической». Такая есть только у подразделений ВСУ. Мы же могли только запрашивать у них огневую поддержку, при условии что они согласятся ее оказать. Без поддержки «органической» артиллерии нет возможности брать на себя опасные задачи, например штурмы. Поэтому мы занимались в основном поиском целей.

Иногда мы вели наблюдение с дронов, иногда — просто невооруженным взглядом: выходишь и сидишь на наблюдательном посту. Порой видишь врага, порой они видят тебя, и ты оказываешься под обстрелом — мины, артиллерия. Обычно мы отвечали на запросы более крупных подразделений, с которыми на тот момент работали, — связывались с ними и говорили: у нас есть цель, хотите по ней ударить?

Самое страшное и опасное место, где мне удалось побывать, — это, наверное, район Бахмута, но, на самом деле, когда по тебе стреляют — это пугает в любом случае. Неважно, один это человек или тысяча. Когда понимаешь, что ты под прицелом, это страшно действует на нервы.

В США я служил пулеметчиком в морской пехоте. В Украине я в итоге оказался примерно в той же роли. Обычно обеспечивал огневую поддержку, хотя иногда брался и за другие задания.

Однажды мы отрядом из 8 человек должны были выбить российский отряд с позиции, занять ее, а затем дождаться прибытия подкрепления. И мы пошли. Пробежали примерно 1000 метров под обстрелом. Это напомнило мне начальную сцену из «Спасти рядового Райана». Я думал: «Как мы вообще выживем?» Но мы выжили и выбили россиян, потом залезли в окоп и такие: «Окей, а когда придет подкрепление?»

Оно так и не пришло. Мы весь день просидели в том окопе. Хотя это был даже не окоп — больше похоже на овраг, просто вымытая водой ложбина. Россияне при этом знали, где мы. Вокруг были деревья, так что у нас хотя бы было укрытие от дронов. Без этого нас бы, наверное, уже не было в живых. Нас весь день поливали минами и артиллерией.

В какой-то момент стало ясно: надо уходить. Противник вернется с бóльшими силами, а у нас нет ни снаряжения, ни подготовки, чтобы вести ночной бой. Я был почти уверен: если мы не выберемся до темноты, погибнем. Как только россияне точно определят, где мы, передадут точные координаты артиллерии, и все, нас не станет. Так что мы решили пересечь ту же самые 1000 метров открытого поля под артобстрелом. К сожалению, двое наших ребят погибли.

Определенные навыки морпехов остаются неизменными, независимо от обстановки — например, как передвигаться в бою. Но постоянное присутствие «глаз» в небе над тобой — это жутко. Например, «Орлан» — ты понятия не имеешь, висит он прямо сейчас над тобой или нет. Приходится перемещаться только от укрытия к укрытию.

Говорили, что беспилотники навсегда изменят способ ведения войны. Я так не считаю. Это просто еще один способ доставки боеприпасов — скорее эволюция, чем революция.

Все знания о постсоветских странах я почерпнул из фильма «Рокки-4». Знал, что Украина раньше была частью Советского Союза. Так что я ожидал, не знаю, увидеть парней в ушанках и бесконечные панельные дома. А на месте оказалось, что это по сути Америка, просто с другим языком.

Люди в Украине напоминают мне тех самых европейцев с «традиционными ценностями», о которых говорят американские консерваторы. Они очень ценят семью. Думаю, многие украинцы были бы ближе к консервативному крылу американской политики.

Война на 90% состоит из бытовых моментов: ищешь, где справить нужду, где приготовить еду, где помыться и постирать одежду. В кино войну показывают как череду боев, кто-то кричит, бежит под автоматным огнем, что-то штурмует. Но это не имеет никакого отношения к реальности. В военных пособиях целые разделы посвящены гигиене и подобным бытовым штуковинам. Пишут, например, как в полевых условиях обустроить туалет. Бои случались далеко не каждый день. Я вообще старался лишний раз не геройствовать и всегда просчитывал риски. А вот дела наподобие стирки или сушки одежды занимали меня гораздо больше.

Особенно это актуально зимой — ты не можешь просто повесить постиранную одежду на улице. А представьте, если вас целый отряд и вы занимаете какую-нибудь крошечную квартиру? На такие, казалось бы, незначительные вещи уходит огромное время. Думаю, многие этого не понимают.

Еще один момент — питание. Бóльшую часть моего рациона составляли пайки — яйца и какое-то мясо, похожее на бекон, но приготовленное иначе. И конечно, суп и сметана. В Украине в принципе запрещено есть что-либо без сметаны. И это хорошо — я даже дома теперь добавляю ее ко всему подряд.

Конечно, питаться одним беконом и яйцами не особенно приятно. Но для фронта это хорошее решение. В условиях войны дронов появляется новый страх: быть убитым, справляя нужду. А делать это — я имею в виду справлять нужду — порой приходится даже в бою. Представьте: в этот момент тебя атакует беспилотник. И видео твоей гибели на нужнике попадает во все эти Telegram-каналы. Одна из самых пугающих вещей в мире. Так что я старался есть поменьше растительной пищи, чтобы реже ходить в туалет. То есть военные технологии буквально определяют твою диету — это довольно неожиданный эффект.

<Полную версию разговора с Вэнсом, в котором он также анализирует политическую ситуацию и рассказывает об отношениях с братом, читайте здесь>

«Если бы нас захватили, то, скорее всего, казнили»

Адам Эннис, Шотландия

Я приехал в Украину в конце февраля 2022 года, когда полномасштабное вторжение только началось, всего через три или четыре дня. Я просто почувствовал сердцем, что должен это сделать. Семье я вообще ничего не сказал. Мои мать и отец были тогда в Таиланде, а я уехал за три дня до их возвращения. Когда они вернулись в Шотландию, то стали выяснять у моих друзей, где я. А друзья не хотели им говорить. Так что две недели мои родители даже не знали, что я в Украине.

Когда я приехал сюда, у меня не было контакта с Интернациональным легионом. Точнее, у меня вообще не было никаких данных — куда идти, с кем говорить. Мне повезло познакомиться с полицейским, который пустил к себе переночевать в первую же ночь. А утром он отвез меня на базу в Яворов.

В Яворове я пробыл около недели. Нас особенно не готовили, разве что выясняли, кто умеет обращаться с оружием, а кто нет. Дома у меня не было военного опыта. Я знал, как держать оружие и как стрелять, но не более того. На базе нас разделили на группы в зависимости от навыков. Когда считалось, что команда готова к отправке, ее переводили в «палаточный городок». Это означало, что в течение следующих двух суток отряд куда-то отправят. Мне повезло тренироваться с группой грузин, и в Киев мы выдвинулись вместе. Многие из этих ребят сражаются до сих пор.

Я никогда раньше не был на войне, поэтому не знал, с чем нам предстоит столкнуться. Это было в начале марта 2022 года, когда Киев был под угрозой окружения. Весь мир тогда говорил, что мы проиграем войну за неделю. В 15 километрах от нас стояла та самая колонна российской бронетехники в 40 километров, выстроенная в три полосы. Если бы нас захватили, то, скорее всего, казнили как иностранных наемников. Так что я все время думал: как выбраться, если город полностью окружат?

Мой первый бой был в Ирпене. В тот день я дважды едва не погиб. Оба раза — от огня артиллерии, снаряды сыпались на нас отовсюду. Я помню, как возвращался на базу после этого боя и думал, что протяну здесь максимум неделю, если следующие дни будут такие же.

В 2023 году я стал командиром одного из подразделений 59-й бригады. У меня под командованием были 55 человек, из них 14 — колумбийцы, очень смелые парни, настоящие профессионалы. Они были отлично подготовлены — многие из них провели годы в боях с наркокартелями в джунглях Колумбии.

Сложнее было работать с ребятами из западных стран — американцами, британцами, шведами и так далее. Я часто замечал, что западные бойцы хотели к себе особого отношения, что, конечно, было несправедливо. А я, наоборот, все время своей службы хотел, чтобы ко мне относились на равных с украинцами. Мне больше нравилось служить в 59-й бригаде, где я в основном работал с украинцами, а не в Интернациональном легионе. Я бы никогда не вернулся в легион — только в украинскую армию.

Я ушел из украинской армии через два года. Отслужил свое. Дважды попадал под взрывы, несколько раз был ранен. У меня до сих пор по всему телу осколки. Война сказалась не только на моем теле и разуме, но и на моей семье. Мои родители провели много бессонных ночей, беспокоясь за меня. Так что просто пришло время закончить это. К тому же война начала меняться. Это уже не 2022 год, когда мы сталкивались с россиянами напрямую. Основную роль начали играть дроны. Я мирился с тем, что меня может убить российский солдат, танк или артиллерия, но дроны — это уже не для меня.

Процесс приема в украинские подразделения сильно изменился с 2022 года. Теперь гораздо больше значат боевые навыки и опыт. В начале войны в армию брали много добровольцев без опыта, сейчас требования повысились. Вторжение длится уже больше трех лет. Да, онлайн по-прежнему много агитации, но я думаю, что если бы кто-то по-настоящему хотел присоединиться к украинским военным, то за три с половиной года уже давно бы приехал.

Не хочу слишком углубляться в негатив, но привлекать новых людей, особенно украинцев, к участию в этой войне очень трудно, когда все чаще всплывают случаи коррупции. Мужчин призывают идти на фронт, сражаться, рисковать жизнью, пока богатые люди, сидящие в офисах в Киеве, присваивают себе деньги, которые им не принадлежат, и зарабатывают на этой войне.

Я не думаю, что эта война скоро закончится. Даже если будет какое-то соглашение, мое мнение — Путин все равно вернется. Когда он вторгся в Украину, он хотел всю ее территорию. Его целью была не только Восточная Украина — он хотел все. Поэтому я уверен, что, даже если будет какое-то перемирие, Россия просто восстановит силы и вернется снова.

А Трамп, конечно, очень разочаровал. Я не совсем понимаю, что с ним происходит, но выглядит так, будто он на стороне Путина и России. Похоже, он забыл про НАТО. Похоже, он забыл про Украину. И по каким-то причинам он сейчас лучший друг Путина. Такое ощущение, что Путин почти что управляет Трампом. Я не понимаю, в чем дело, но ясно одно — это не несет миру ничего хорошего.

«Россияне не ценят человеческую жизнь»

Позывной Black Hawk, Колумбия, служащий бригады «Хартия»

Я мечтал стать военным с детства — как и многие дети в Колумбии. В армию пошел в 2007 году, мне было 18 лет. В Колумбии это обязательно, потому что у нас был внутренний конфликт с ФАРК. Отслужил два года, а потом продолжил карьеру профессионального военного — присоединился к спецназу. Участвовал в реальных боях, десантных штурмах, был задействован в нескольких спецоперациях. Самая важная была 22 сентября 2010 года, когда мы ликвидировали одного из высших командиров ФАРК, известного как Моно Хохой.

Я всегда интересовался политическими конфликтами. В Колумбии благодаря военной разведке мы всегда знали, кто на правильной стороне истории — какие страны финансируют терроризм, а какие действуют легитимно. Владимир Путин был другом ФАРК. Он союзник Мадуро. Так что мне всегда было ясно, что Путин президент-террориист.

Когда началась война в Украине, я понял, что это мой шанс хоть как-то отомстить за то, что Путин сделал с нашей страной. Это был мой шанс занять правильную сторону.

В начале российского вторжения я не смог попасть в Украину, так как просто не смог найти информацию, как вступить в армию. На время я отказался от этой идеи, но позже вышел на человека из Интернационального легиона. Я поговорил с ним, убедился, что все легально. Мне прислали приглашение, и я приехал сюда в августе-сентябре 2024 года.

В Украине меня приняли очень тепло. Когда я говорил, что я из Колумбии, со мной обращались как с героем, хотя на тот момент я еще даже не побывал в бою.

У меня большой военный опыт — я техник по обезвреживанию взрывных устройств, у меня за плечами десантные операции, и я хотел использовать все свои навыки, чтобы быть по-настоящему полезным. Я вступил в штурмовую бригаду, там все сложилось хорошо. Я горжусь участием в операции, в результате которой мы взяли довольно большую территорию, которую удерживаем до сих пор.

Военная подготовка в Украине организована отлично. Здесь ее больше, чем в Колумбии, тренировки проводятся постоянно. Вместе с остальными бойцами я прошел базовую подготовку, а также дополнительно тренировался штурмовать окопы. Да, у меня есть опыт, но тренировки нужны всем.

Работать с украинцами было интересно; они кажутся очень хорошими людьми. На базах мы общаемся с помощью приложения-переводчика. Да, я выучил кое-какие украинские слова, особенно самые важные в бою команды, такие как «влево», «вправо». Немного, но этого хватает, чтобы общаться.

Разница между войнами в Украине и Колумбии огромная. Дома у нас было преимущество над противником, потому что у него не было той огневой мощи, вооружения, вертолетов и военной поддержки, что у нас. Здесь, в Украине, силы примерно равны. Но хотя у россиян много артиллерии и беспилотников, штурмовать они не умеют. Они обращаются со своими солдатами как с пушечным мясом и просто пытаются давить массой.

Воевать с ними не так уж сложно — в бою они слабы, и это ощущается. Когда у них не остается сил остановить наше наступление, они прибегают к противопехотным минам. Нарушают международное гуманитарное право. Они идут на это от отчаяния, понимая, что проигрывают. К тем же методам прибегали и ФАРК — они использовали противопехотные мины, когда понимали, что проигрывают бой и у них не остается других вариантов избежать разгрома.

Россияне не ценят человеческую жизнь. Пехоту поддерживают только артиллерия и беспилотники. Обычно если подразделение атакуют, для отражение удара высылают подкрепление. Но россияне так не делают — они бездумно посылают солдат вперед, а потом бросают их при отступлении.

Чтобы сохранить рассудок, я созваниваюсь по видеосвязи с дочерью. Она уже взрослая, и мы хорошо понимаем друг друга. Она — мой стимул продолжать. Когда я уезжал, она спросила, не собираюсь ли я оставить ее без отца, — она понимала, что здесь со мной может что-то случиться.

Каждый в мире должен понимать одну вещь: сегодня Россия напала на Украину, а завтра может напасть на любое другое государство в Европе или даже в мире. Цель Путина — принести войну всем, кто не на его стороне. И мы должны быть солидарны с Украиной, чтобы, не дай бог, когда это случится с другой страной, она была готова к противостоянию.

Нужно больше читать о международных конфликтах, потому что те, кто не знает истории, обречены ее повторить. Мы должны поддерживать друг друга, стоять на правильной стороне, поддерживать страну, которой сейчас нужна помощь. Множество жизней обрывается из-за одного террориста, и мы должны ясно это понимать.