Ад ожидания. Что не так с лагерем беженцев в Нидерландах и почему там произошло уже больше 20 самоубийств

«У нас был человек, который нашел где-то мертвую крысу и замариновал ее, это было его искусство. Кто-то слышит голоса, у кого-то галлюцинации. Стресс от жизни в таком общежитии у людей, у которых бывали проблемы с агрессией, часто заканчивается насилием», — так описывает жизнь в лагере беженцев в Нидерландах Полина, 36-летняя транс-женщина.

Полина провела месяц в распределительном центре Тер-Апель, а затем больше двух лет — в лагере Эхт в южной провинции Лимбург. «Это относительно хороший лагерь, — говорит Полина. — У него репутация места, куда отправляют людей, которые часто жалуются, чтобы у них уже не возникало вопросов».

Главная проблема, с которой сталкиваются искатели убежища в Нидерландах, это неопределенность, которая тянется даже не месяцами, а годами, пока выносятся решения по их делам. К этому добавляется вынужденное безделье — возможности трудоустройства в этот период очень ограничены. В лагерях люди изолированы от общества, а официально арендовать жилье до получения статуса беженца нельзя. В случае собеседницы The Insider все закончилось хорошо: убежище ей в итоге предоставили.

Нидерландская система приема беженцев не справляется с их крупными наплывами, какие были в 2022–2024 годах. В первичный распределительный центр в Тер-Апеле попадает слишком много людей, для них обустраивают временные лагеря, где они задерживаются — часто значительно дольше законной нормы — до распределения в постоянный лагерь. Нередко временные центры пребывания — это просто спортивные залы с рядами коек, без удобств и личного пространства.

В 2022 году на тяжелые условия жаловались украинские беженцы в лагере в муниципалитете Эйде. Их поселили в тесных военных бараках без кухонь, не оказывали медпомощь, а для их детей проводили занятия в школе всего два раза в неделю вместо пяти. Кроме того, неподалеку располагалась действующая военная база, поэтому беженцы были вынуждены регулярно слышать выстрелы.

В лагерях беженцев Нидерландов с 2019 по 2023 год произошло 26 самоубийств. Пять из них, по данным LGBT Asylum Support, приходятся на ЛГБТК-людей. С конца осени 2023 года погибли молдаванка Катя Михайлова, россияне Хина Захарова, Антонина Бабченко, Михаил Зубченко и Алиса Серова. Квир-люди особенно боятся депортации и часто сдаются, не пытаясь оспорить первичный отказ в предоставлении статуса беженца.

Проблемы лагерей — симптом более масштабного кризиса, который в среде нидерландских правых называют «мигрантским», а в прогрессивной оппозиции — «кризисом приема». Правые считают причиной происходящего глобальные процессы и недостаточную закрытость Нидерландов, их оппоненты — организационные проблемы и неспособность властей эффективно использовать имеющиеся у страны ресурсы.

Предпосылки кризиса

По данным Центрального агентства по приему просителей убежищ (CОА) за май 2025 года, в лагерях Нидерландов проживают около 70 тысяч человек, из них 50 тысяч — мужчины. Больше всего мигрантов прибывает из Сирии, следом с большим отрывом идут граждане Турции, Ирака, Эритреи и Сомали. Согласно отчетам Службы иммиграции и натурализации, ежегодно рассматривается 15–18 тысяч дел. Запросы при этом поступают от 25–30 тысяч человек в год.

В Нидерландах, с одной стороны, самый высокий процент одобренных прошений на беженство, с другой — самые большие сроки ожидания этих решений. Еще недавно закон отводил на рассмотрение дел беженцев полгода, а между подачей заявления и распределением в лагерь могло пройти всего две недели. В сентябре 2022 года норму ожидания повысили до 15 месяцев: миграционная служба не успевает вовремя обрабатывать все запросы. Но даже этот срок на практике не соблюдается — большинство соискателей убежища ожидают ответ по 2,5 года.

В мае 2025 года Европейский суд признал неправомерным решение Нидерландов повысить сроки обработки прошений о беженстве и постановил ускорить по крайней мере рассмотрение дел тех, кто попросил убежища до сентября 2022 года.

Проблемы начались в 2017 году, когда правительство сократило количество сотрудников миграционной службы. В 2022 году в ведомстве заявляли, что наняли более 400 новых работников, однако «время обучения занимает девять месяцев, так что давление на систему не удастся снизить быстро». В ответ на запрос The Insider, смогли ли обученные за два года сотрудники ускорить принятие решений, в службе не ответили, а заявление после этого пропало с сайта ведомства (доступно в архиве).

В 2023 году служба заявляла о невозможности обработать поступающие заявки в установленный законом срок. Ведомство стремится разгрузить своих сотрудников и передать часть обязанностей другим организациям, чтобы быстрее реагировать на запросы.

Кризису способствует и хаос внутри самой организации. Так, например, юристы из созданной в 2020 году специальной группы по разрешению скопившихся запросов сообщали, что им не поступали видео собеседований с беженцами из-за проблем с планированием их записи. Вместо интервью им предлагали смотреть документальные фильмы о странах, откуда приезжают просители.

С 2022 года беженцев обязали платить за интеграционные курсы. На это выдают кредиты, которые придется вернуть, если экзамен будет провален. К тому же выписывается штраф. По данным на февраль 2025 года, сумма выданных соискателям убежища «интеграционных» кредитов составляла 27 млн евро, а штрафов за провал на экзамене — 2,3 млн евро. В итоге штрафы запретил Европейский суд, однако система с обязательными платными курсами сохраняется.

Ультраправая Партия свободы, которая победила на парламентских выборах в Нидерландах в 2023 году, попыталась ужесточить миграционное законодательство. Министр по вопросам предоставления убежища в коалиционном правительстве Марьолейн Фабер предложила заменить постоянный вид на жительство для беженцев временным разрешением на пребывание, максимальный срок которого составляет три года. Решение о продлении этого разрешения предлагалось пересматривать в зависимости от положения в стране, откуда прибыли люди.

Также Фабер предложила отменить легализацию по воссоединению семьи. 3 июня 2025 года, однако, Партия свободы вышла из состава правящей коалиции, что привело к краху правительства и возможным перевыборам. Причиной для выхода ультраправых стало несогласие с партнерами по коалиции именно в вопросах миграции и предоставления убежища.

Как пытаются решить проблему

На разрешение кризиса приема беженцев направлен принятый в январе 2024 года Закон о распределении. Он обязывает все муниципалитеты Нидерландов принимать просителей убежища пропорционально численности населения и его доходам. Сейчас центры размещения есть только в 194 из 345 муниципалитетов страны. COA рассчитывает к 1 июля 2025 года предоставить до 75 тысяч новых мест, что обеспечит возможность более стабильного размещения беженцев.

Основная цель этого закона — разгрузить центр Тер-Апель. Сюда попадают искатели убежища, добравшиеся до Нидерландов по земле, но иногда там могут оказаться и прибывшие в аэропорт Схипхол, если нагрузка на пункт приема там слишком высока. По правилам беженцы не должны находиться в Тер-Апеле дольше двух недель, но на практике сроки часто затягиваются. При этом сотрудники центра помогают беженцам очень неохотно, так как ждут, что их быстро отправят дальше, в постоянный лагерь.

«Попытки получить медицинскую помощь в первичных лагерях оканчиваются ничем: там тянут с помощью до того, пока тебя не отправят в следующий лагерь, — говорит Полина. — Стоит понимать, что, приезжая сюда, надо брать с собой таблетки про запас».

Новые центры приема беженцев могли бы снизить нагрузку на Тер-Апель, но попытки построить их часто проваливаются из-за протестов населения. Один из организаторов акций против строительства центра в городе Элст заявил изданию Telegraaf, что протест поддерживают не менее 80% горожан. «Столько лет у нас не строят никакого жилья… а центр для беженцев сразу готовы построить? Давайте примем этот закон, но распределим просителей по крайней мере по нескольким локациям в муниципалитете», — сказал протестующий.

КОА планирует строить крупные лагеря, рассчитанные на несколько сотен человек. В Элсте, например, предполагалось разместить 800 беженцев. Местные полагают, что это коренным образом изменит жизнь города в худшую сторону. Среди протестующих популярны ксенофобские лозунги, многие выставляют мигрантов заведомыми преступниками. В том же Элсте вывешивают плакаты с надписью: «Нет центру приема — Элст будет в безопасности».

Как рассматривают заявки на беженство

Никто из беженцев не знает, когда будет назначено интервью с властями в каждом конкретном случае. Отдельным источником фрустрации, по словам собеседников The Insider, становятся ситуации, когда людям, прибывшим в страну позже, назначают собеседования и выносят решения по их статусу раньше, чем тем, кто находился в лагере до их появления.

Такой разброс связан с тем, что для рассмотрения каждого дела миграционной службе необходимо найти экспертов. Для этого нужно дождаться, когда накопится группа схожих заявок. После этого в службе находят специалистов, которые рассматривают каждый случай индивидуально и оценивают достоверность историй просителей и риски для них.

Иногда миграционная служба принимает решение вовсе приостановить рассмотрение заявок из отдельных стран. Так происходит, когда ситуация в этих регионах, по мнению экспертов, становится слишком сложной для оценки. В 2024 году, например, полгода не выносились решения по беженцам из Судана и зоны палестино-израильского конфликта.

Серьезные внутриполитические потрясения тоже могут повлиять на политику службы. После падения режима Асада временно не рассматриваются дела сирийских беженцев: в Нидерландах надеются, что новый режим окажется более гуманным и просителей можно будет отправить обратно.

Что происходит в лагерях

На данный момент искателям убежища в Нидерландах придется провести в лагерях до 30 месяцев. Нет необходимости находиться внутри постоянно (можно жить у знакомых или арендовать жилье неофициально), но нужно предупредить государство об отказе от места в лагере и раз в неделю приходить отмечаться. Тем не менее изоляция и вынужденное безделье — серьезные проблемы для просителей убежища.

Чтобы преодолеть изоляцию, людей, говорящих на одном языке и из стран, не находящихся в конфликте, селят вместе. Та же логика работает и для ЛГБТК+ беженцев: в лагерях выделяют отдельные здания для них, а если такой возможности нет, квир-людей селят в одну комнату.

Представители ЛГБТК+ сообщества в лагерях сталкиваются с бытовой гомофобией и трансфобией, в том числе со стороны сотрудников. Собеседница The Insider Полина считает, что проявления трансфобии в ее адрес происходили скорее по незнанию, а не из ненависти. Она сообщила об одном из таких случаев с сотрудниками лагеря основателю организации взаимопомощи LGBT Asylum Support Сандро Кортикаасу, тот устроил скандал, после чего перед Полиной извинились от имени администрации.

Другой собеседник The Insider, Салим, говорит, что руководство незамедлительно реагировало на любые бытовые проблемы и конфликты в лагере. Если возникала драка, разнимать ее всегда прибегали не менее двух сотрудников вместе с охранниками. В случае жалоб на соседей реакция также была быстрой. Например, когда один из знакомых Салима рассказал о назойливых расспросах по поводу его ориентации со стороны соседа, администрация расселила мужчин.

Проблему вынужденного бездействия разрешить куда сложнее. Первые полгода с момента подачи первичной заявки работать нельзя, но даже после этого препятствиями для трудоустройства становятся язык, нехватка социальных контактов и информации о рынке труда и юридической специфике работы в стране. Для найма требуется, чтобы работодатель оформил разрешение на работу соискателю убежища, часто нужен персональный идентификационный номер (BSN), получение которого также занимает время. Неофициальное трудоустройство чревато штрафами для работодателей. Часто просителей убежища нанимают торговые сети на позиции с тяжелым ручным трудом.

Долгое время можно было только работать на администрацию, помогая с уборкой на территории лагеря. В неделю за 9 часов работы дворником или мойщиком можно получить небольшую прибавку к полагаемым всем беженцам выплатам. Отношение собеседников The Insider к этой возможности разнится: Полина считает, что за такую низкую зарплату работать нельзя, Салим же рад самой возможности чем-либо себя занять, а деньги для него только дополнительный приятный бонус.

В лагерях организуют коллективные активности — от уроков нидерландского с местными жителями до кинопросмотров, настольных игр и репетиций оркестра. По большому счету, на этом варианты, чем занять себя в лагере, заканчиваются. В остальное время люди предоставлены сами себе, что, по словам опрошенных The Insider, очень давит ментально.

Психологическая помощь

Формально психологическая помощь доступна во всех лагерях, однако она далеко не всегда эффективна. Полина рассказывает о вопиюще низком уровне подготовки предоставленного ей специалиста:

«На здравоохранение не хотят тратить слишком много денег. До ряда самоубийств психологическая помощь в лагере была отвратительная. Меня поставили говорить с человеком, который не был специалистом — ни психологом, ни терапевтом, он назывался ассистентом. Он говорил через переводчика и задавал всем, кто был из России, один и тот же вопрос про подругу-водку. Это звучало так: „А как вы справлялись со своими проблемами в России? Наверно, у вас была подруга-водка?“ При этом до этого он спрашивал, пьешь ли ты, и уже знал, что нет».

Полина вместе с группой других беженок пожаловались на некомпетентного сотрудника. После этого им назначили других, уже дипломированных специалистов. Полина работала со своим терапевтом вплоть до выезда из лагеря. При этом она считает важными факторами в разрешении подобных конфликтов опыт и возраст.

«Надо понимать, что нам всем было в районе тридцати. Мы люди, которые в России пожили и примерно понимаем, как можно что-то потребовать. Транслюди с таким же уровнем стресса, оказавшиеся в лагерях в 18–20 лет, еще не умеют так делать. Для них этот опыт может быть летальным».

В критических ситуациях, когда необходима дополнительная поддержка от специалистов по ментальному здоровью, ее может не оказаться. Самоубийство Кати Михайловой было связано именно с неспособностью нидерландской стороны предоставить помощь, необходимую ей в связи с психическими расстройствами.

Поддержка внутри сообществ и простая дружба остаются последним средством, доступным людям, оказавшимся в системе нидерландских лагерей беженцев. Но чтобы убрать весь стресс, сократить сроки ожидания или победить предрассудки среди администрации и соседей по лагерю, этого недостаточно.